Мысль о том, как легко ему удалось уйти, приятно щекотала нервы. Они сами вынуждают его действовать. Хотя тут есть определенные трудности. У него никого нет на примете. Запас иссяк. Изначально он собирался выждать. Долго, может быть, год. Продумать следующее представление досконально, превзойти самого себя. Он собирался дождаться, пока его не начнут забывать. И тогда он покажется вновь.

Нет, все-таки встреча с этим полицейским вывела его из равновесия. Теперь он не мог смириться с мыслью, что придется ждать целый год.

Он полдня пролежал в постели, пытаясь спокойно и методично составить план действий. Вариантов было много.

Наконец ему показалось, что он нашел решение. Оно, конечно, выбивалось из его стройной системы, отличалось от всего, что он делал раньше, и во многих смыслах было неудовлетворительным. Но в сегодняшней ситуации у него нет выбора. К тому же соблазн очень велик. Постепенно его план стал казаться ему гениальным. Он сотворит такую картину, которую не вообразить никому. Он задаст им загадку, и они никогда не смогут ее решить. Невидимый ключ будет выброшен во мрак, так что никто его не найдет.

К вечеру он определился окончательно. Это будет Валландер. Полицейский. И это будет очень скоро. Послезавтра. На следующий день после похорон Сведберга. Завтрашний день ему нужен для подготовки. Он улыбнулся при мысли, что Сведберг фактически ему помогает – во время похорон квартира Валландера наверняка будет пуста. Сведберг много раз говорил, что Валландер разведен и почти все время проводит в одиночестве.

Дольше чем до среды ждать он не будет.

Его охватил азарт.

Он застрелит этого Валландера. И принарядит его. Не как-нибудь – особым образом.

31

Понедельник пропал даром.

Это была первая мысль, пришедшая в голову Валландеру, когда он проснулся во вторник утром. Впервые за много дней он выспался. Он ушел с работы, когда не было еще и девяти. Он просто вынужден был сдаться – у него не было сил. Он поехал прямо домой, съел пару черствых бутербродов и лег. Единственное, что он помнил, – как выключил свет. Все.

Было шесть утра. Он неподвижно лежал в постели. Сквозь неплотно задвинутую штору был виден кусочек голубого неба. Понедельник пропал даром. Они не сдвинулись ни на йоту. Он говорил с двумя почтальонами – обоим нечего было ему сказать. Два обычных парня, они добросовестно и многословно отвечали на его вопросы. Следствие легло в дрейф в ожидании попутного ветра. В шесть часов вечера они провели короткое совещание – к тому времени были опрошены все почтальоны, по списку. Но, собственно, о чем их было спрашивать? И каких ответов можно было ожидать? Валландеру пришлось признать, что они идут по ложному следу, что внезапное озарение никуда не привело. Не только версия с почтальонами не дала ничего нового. Позвонила Лоне Кэр из Копенгагена и сказала, что каких-либо отпечатков на стойке в «Амиго» зафиксировать не удалось. Он, конечно, и не особо на это рассчитывал, но надежда все равно была. Если бы отпечатки нашлись, это отмело бы последние сомнения. Тогда они точно знали бы, кто преступник, и бросили бы все силы на поиски мужчины, переодевающегося женщиной. А теперь у них оставались сомнения. Кто этот человек в женском парике – конечная цель или только промежуточная?

Мартинссон упорно работал над виртуальным портретом. Он разложил на столе множество вариантов с самыми разными прическами и просил всех высказать свое мнение. Валландер смутно припомнил бумажных кукол из своего детства. Их вырезали из журналов, а потом примеряли на них разные наряды, тоже бумажные. Он никак не мог вспомнить, можно ли было изменять только платья, или прическу тоже?

Увы, ни у кого не было ни малейших оснований считать одну прическу вероятнее другой. Валландер попросил сбегать на Малую Норрегатан и показать соседям Сведберга портреты без парика, но соседи только качали головами. Лицо было им незнакомо.

Затем началась бесконечная дискуссия, публиковать ли портрет в газетах. Валландер пригласил на совещание Турнберга – не хотелось принимать решение без участия прокуратуры. Мнения разделились, но Валландер настаивал – портрет должен быть опубликован. Существует, пусть и небольшая, вероятность, что кто-то опознает лицо на снимке, когда не будет смущающего парика. Достаточно, чтобы кто-то один узнал его, подчеркнул Валландер. Турнберг почти все время бесстрастно молчал, но в конце концов поддержал Валландера. Портрет надо опубликовать. И чем скорее, тем лучше.

Решили сделать это в среду – на следующий день после похорон Сведберга, и добиться, чтобы снимки были опубликованы в как можно большем количестве газет по всей Швеции, причем на видном месте.

– Народ обожает виртуальные портреты, – сказал Валландер. – Не важно, похож портрет на оригинал или не очень. Есть в этом нечто сверхъестественное, какая-то магия – выставить на всеобщее обозрение неизвестно какими средствами состряпанную физиономию в надежде, что где-то клюнет.

Весь вечер они лихорадочно работали. Ханссон, разбирающийся в современной информационной технике не хуже Мартинссона, перелопатил почти все базы данных шведской полиции в поисках имени Брура Сунделиуса и, разумеется, ничего не нашел. Если верить компьютеру, Брур Сунделиус был совершенно безупречным гражданином. Решили, что Валландер должен поговорить с ним еще раз, на следующий день после похорон, и постараться его прижать. Валландер напомнил, что Сунделиус наверняка придет на церемонию предания тела Сведберга земле.

Все же, хотя Валландер и посчитал понедельник пустым днем, кое-что произошло. В начале пятого ему позвонил журналист из крупной центральной газеты и сообщил, что с ним связалась Ева Хильстрём. Родители убитых ребят собирались выступить в прессе с критикой работы полиции. Они считают, что полиция бездействует, и подчеркивают, что от них все время скрывают информацию, на которую они имеют полное право. Критика была очень жесткой, и особенно доставалось Валландеру как руководителю расследования. Они называли его действия абсолютно безответственными. Статья должна была выйти на следующий день. Журналист позвонил, чтобы спросить, не хочет ли Валландер прокомментировать критику, но тот так решительно отверг это предложение, что даже сам удивился. Валландер просто попросил дать ему возможность выступить в печати после того, как он прочитает статью. Нет, не нужно читать ему утверждения Евы Хильстрём по телефону и не нужно посылать их факсом. Он прочитает статью, и, если найдет необходимым ответить, даст о себе знать.

После разговора у него заболел живот. Только этого еще не хватало. Мало того, что убийца может дать о себе знать в любой момент. Теперь на карту поставлены его доброе имя и репутация. Он задал себе вопрос – все ли он сделал, что было в его силах? И ответил – да, все. То, что они до сих пор не поймали убийцу, объясняется не их ленью, незаинтересованностью или отсутствием профессионализма. Просто следствие необычайно сложное, им практически не за что зацепиться. То, что они совершали ошибки, это совершенно естественно. Безошибочных расследований не бывает, но вряд ли это известно Еве Хильстрём.

И после того, как они раз и навсегда отвергли версию с почтальонами и решили наконец, что делать с виртуальным портретом Луи, он рассказал коллегам о звонке. Турнберг забеспокоился и упрекнул Валландера за его нежелание заранее ознакомиться с содержанием статьи.

– Дело не в моем желании или нежелании, – сказал Валландер. – Дело во времени. Сейчас мы так перегружены работой, что просто не имеем права тратить даже час на эту возню.

– Завтра приезжает шеф полиции, – сказал Турнберг. – И министр юстиции. Более неподходящего момента для этой статьи просто невозможно придумать.

Валландер внезапно сообразил, что беспокоит Турнберга.

– О вас там речи не идет, – сказал он. – Насколько я понял, статья целиком и полностью посвящена работе полиции, а не прокуратуры.

Турнберг промолчал. На этом оперативка закончилась. Анн-Бритт в коридоре рассказала Валландеру, что Турнберг несколько раз спрашивал ее, что же на самом деле произошло в национальном парке, когда Валландер якобы избил бегуна.