– По-моему, любому бы пришло.

Валландер и сам не раз ловил себя на той же мысли. Вообще-то конечно.

– Как-то раз мы с ним затронули эту тему. Довольно давно, несколько лет назад. Мне кажется, дело было во время рождественского ужина у нас дома… Нет, о его гомосексуализме речь не шла. Говорили о ком-то из общих знакомых. Меня тогда удивило, с какой страстью Калле это осудил.

– Вашего приятеля?

– Вообще всех гомосексуалов. Это мне не понравилось. Я всегда считала, что он человек достаточно широких взглядов.

– А что было потом?

– Ничего. Мы к этой теме больше не возвращались.

Валландер задумался.

– Как, на твой взгляд, нам найти эту женщину, Луизу.

– Представления не имею.

– Поскольку он почти никогда не уезжал из Истада, она, скорее всего, живет в городе. Или поблизости.

– Не знаю… Наверное.

Он посмотрел на часы:

– Тебе когда на работу?

– Через полчаса. Терпеть не могу опаздывать.

– Точно, как Карл-Эверт. Он был очень пунктуален.

– Я знаю. Как говорится, хоть часы по нему проверяй.

– А каким он был вообще?

– Ты же уже спрашивал.

– Хочу спросить еще раз. Каким он был человеком?

– Он был очень добрым.

– В каком смысле?

– Как это – в каком смысле? Просто добрым! Не знаю, как объяснить. Добрый человек. Иногда он, конечно, злился, но крайне редко. Стеснительный. Ответственный. С чувством долга. Многие считали его скучным. Конечно, ярким человеком его было трудно назвать. Немного медлительный, пожалуй, но очень и очень неглупый.

Валландер подумал, что ее описание Сведберга – очень точное. Сам он высказался бы о нем практически теми же словами.

– Кто был его лучшим другом?

Ее ответ ошарашил Валландера.

– Я думаю, ты.

– Я?!

– Он так говорил. Лучше Курта Валландера у меня никогда не было друга.

Валландер онемел. Этого он не ожидал. Он всегда относился к Сведбергу как к товарищу по работе, одному из многих. Они никогда не встречались помимо работы, никогда у них не было особо доверительных отношений. Рюдберг был его другом, Анн-Бритт Хёглунд постепенно становилась все ближе и ближе. Но не Сведберг, нет.

– Вот это сюрприз, – сказал он, придя в себя. – Мне так не казалось.

– Что не мешало ему считать тебя лучшим другом.

– Да, конечно.

Валландеру показалось, что он нечаянно заглянул в глубочайшее одиночество. Где для дружбы достаточно наименьшего общего знаменателя – того, что они не враги.

Он уставился на магнитофон.

– А вообще – друзья у него были? Люди, с которыми он регулярно общался?

– Он состоял в каком-то обществе по изучению американских индейцев. Но они, по-моему, почти никогда не встречались. Переписывались. Общество, как мне кажется, называется «Indian Science», но точно я не уверена.

– Мы наведем справки. Еще кто-то?

Она задумалась:

– Иногда он говорил о каком-то бывшем директоре банка на пенсии. Он живет где-то здесь, в городе. Они вместе наблюдали за звездами.

– А имя его он упоминал?

Она снова задержалась с ответом.

– Сунделиус. Брур Сунделиус. Но я его никогда не видела.

Валландер записал имя в блокнот.

– Еще кто-то?

– Только я и муж.

Валландер решил переменить тему:

– А ты не заметила, чтобы он за последнее время как-то изменился? Каких-то признаков беспокойства, рассеянности?

– По-моему, ничего такого не было. Он только говорил, что выработался, но это ты уже спрашивал.

– Но он, значит, не объяснил почему?

– Нет.

Валландер сообразил, что из этого вопроса вытекает и следующий.

– А тебя это удивило? Что он так сказал?

– Вовсе нет.

– То есть у вас были доверительные отношения? Он рассказывал о своем здоровье?

– Мне следовало сказать это еще утром, когда ты попросил меня его описать. Я забыла упомянуть – он был очень мнительным. Прислушивался к малейшим признакам болезни. Если простужался, ему казалось, что это тяжелое вирусное заболевание. Он боялся микробов.

Валландер тут же увидел перед собой Сведберга – как он постоянно бегал в туалет мыть руки, как старательно избегал простуженных сотрудников.

Он посмотрел на часы. Пора заканчивать.

– У него было оружие?

– Насколько я знаю, нет.

– Есть что-нибудь еще, что, по твоему мнению, могло бы помочь следствию?

– Мне будет его очень не хватать. Он, может быть, и не был яркой личностью в обычном понимании, но это был самый порядочный человек из всех, кого я когда-либо знала.

Валландер выключил магнитофон. Он проводил Ильву Бринк до приемной.

– А что мне делать с похоронами? – Ее вопрос прозвучал беспомощно. – Стуре считает, что пепел умерших следует развеять по ветру. Без всяких церемоний, без священников. Но я же не знаю, что бы хотел Калле.

– Значит, завещания у него не было?

– Насколько я знаю, нет. Если бы было, он бы мне сказал. Не было.

– А банковская ячейка у него была?

– Нет.

– Он бы это тоже тебе сказал?

– Да.

– Полиция, разумеется, поможет с организацией похорон. Я поговорю с Лизой Хольгерссон, и она с тобой свяжется.

Ильва Бринк ушла. Он проследил взглядом, как она закрывает за собой стеклянную дверь, и вернулся в кабинет. Появилось еще одно имя – Брур Сунделиус, директор банка на пенсии. Он открыл телефонный справочник. Сунделиус жил на Ведергренд, в самом центре. Валландер записал его номер и стал обдумывать разговор с Ильвой Бринк. Что она сказала такого, чего он уже не знал раньше? Женщина по имени Луиза… Видимо, Сведберг утаивал ее существование очень старательно. Старательно утаивал – это правильная формулировка. Он даже записал эти слова в блокнот. Почему человек в течение многих лет скрывает, что у него есть женщина? Еще Ильва рассказала о том, что Сведберг осуждал гомосексуалистов, что он боялся микробов… Встречался с отставным директором банка и вместе с ним изучал ночное небо… Ничто не изменилось, подумал он. Сведберг такой же, каким был при жизни. С одним-единственным исключением. Луиза. Ни один след пока не ведет нас к причине, по которой его убили.

Вдруг ему показалось, что никакой загадки нет. Все вдруг стало совершенно ясно. Сведберг не пришел на работу, потому что был уже мертв. Он застал в квартире взломщика, тот в него выстрелил, схватил под мышку телескоп и убежал. То есть все произошло случайно, до ужаса банально и оттого еще более страшно.

Другого объяснения просто не было.

В десять минут девятого Валландер позвонил домой Лизе Хольгерссон. Оказалось, что она хотела обсудить с ним детали похорон. Валландер попросил ее позвонить Ильве Бринк и доложил о результатах дня, добавив, что он все более склоняется к мысли, что Сведберг пал жертвой взломщика, возможно – если судить по неадекватной реакции, – наркомана.

– Звонил начальник Главного полицейского управления, – сказала она. – Выразил соболезнования и сказал, что очень обеспокоен.

– Именно в этом порядке?

– Слава богу, да.

Валландер сказал ей, что оперативка назначена на девять утра, и пообещал известить ее, если до этого не случится чего-то важного.

Он нажал пальцем рычаг, тут же отпустил и набрал номер Сунделиуса. Никто не отвечал, автоответчика тоже, по-видимому, не было.

Вдруг его обуяла растерянность. Как двигаться дальше? Его снедало нетерпение. А надо ждать – заключения судмедэкспертов, криминалистов…

Он снова уселся за стол, перемотал запись на начало и стал слушать свою беседу с Ильвой Бринк. Когда пленка кончилась, он задумался над ее последними словами – Сведберг был исключительно порядочный человек.

– Я ищу, где собака зарыта, а собаки-то и нет, – сказал он вслух. – Мы пытаемся найти головореза, что совершил квартирную кражу.

В дверь, постучав, вошел Мартинссон.

– В приемной целая свора журналистов, – сказал он. – Даром что дело к ночи.

Валландер поморщился:

– У нас нет ничего нового.

– Им довольно и старого. Хоть что-то надо сказать.